Об окончательном разрешении конфликта в Нагорном Карабахе говорить, конечно же, преждевременно. Исторические конфликты такого масштаба и такой длительности никогда не разрешаются в течение пары месяцев. Не надо быть Нострадамусом, чтобы предсказать, что на этой многострадальной территории еще произойдет множество неожиданных и, по большей части, трагических событий. Тем те менее очередная глава в истории Карабаха уже написана, ее последняя страница перевернута, и настало время подводить итоги всем участникам этой драмы, включая и Россию.

Не надо быть Нострадамусом, чтобы предсказать, что на этой многострадальной территории еще произойдет множество неожиданных и, по большей части, трагических событий.

Достижение перемирия – явная тактическая победа российской дипломатии. Москва в очередной раз показала, что именно она остается главным внешним игроком в регионе Южного Кавказа, и именно она в состоянии остановить происходящие здесь ожесточенные вооруженные столкновения. Ни Минская группа ОБСЕ, ни Совет Безопасности ООН, ни Европейский союз, ни НАТО, ни Соединенные Штаты ничем существенным усилия России не дополнили, так и оставшись по сути дела сторонними наблюдателями происходящего кровопролития. Москва добилась перемирия, не рассорившись вдрызг ни с Ереваном, ни с Баку, и с Анкарой. Присутствие в Нагорном Карабахе российских миротворцев – это, вероятно, надолго; следовательно, Россия надолго сохранит и свою позицию главного арбитра в регионе.   

Однако на фоне тактической победы лишь еще более четко и недвусмысленно вырисовываются и стратегические вызовы для Москвы, возникающие в контексте принципиально изменившейся ситуации и в самом Карабахе, и вокруг него. Даже присутствие российских миротворцев само по себе неизбежно сопровождается многочисленными рисками. Сохранить полную беспристрастность и «равноудаленность» от сторон конфликта миротворцам будет очень нелегко, а вот получить обвинения и пристрастности и ангажированности – напротив, очень и очень просто. В отношении миротворческого контингента возможны самые разные провокации, вплоть до террористических актов. Помимо всего прочего, миротворческие операции – весьма затратное мероприятие, особенно если они длятся долгое время.  

В отношении миротворческого контингента возможны самые разные провокации, вплоть до террористических актов.

Во-вторых, не будем забывать о том, что Карабах является одним из немногих, возможно – даже единственным конфликтом на территории бывшего СССР, где интересы России и Запада не противоречат друг другу, а в целом совпадают. Поэтому здесь в Москве была – по крайней мере, в теории – возможность разделить ответственность за урегулирование ситуации со своими западными партнерами. Поскольку Россия предпочла действовать в одиночку, любые ее последующие действия будут становиться не только предметом заинтересованного внимания, но и объектом жесткой, не всегда справедливой критики со стороны Запада. Пока не вполне понятно, захочет и сможет ли Москва перевести дальнейшие действия по урегулированию карабахской проблемы в многосторонний формат.     

Карабах является одним из немногих, возможно – даже единственным конфликтом на территории бывшего СССР, где интересы России и Запада не противоречат друг другу, а в целом совпадают.

В-третьих, одним из очевидных результатов последнего вооруженного столкновение стало закрепление в регионе нового крайне активного внешнего игрока в лице Турции. Турецкие военные (напомним, что Турция ко всему проему является членом НАТО) теперь получают постоянную прописку в Азербайджане, а политическое влияние Анкары на Баку возрастает многократно. Хотя Владимир Путин и Реджеп Эрдоган неизменно делают акцент на совпадающих, а не расходящихся интересах России и Турции, последствия масштабного турецкого присутствия на Кавказе не могут восприниматься в Москве иначе, чем как стратегический вызов. В России хорошо помнят о том, какую роль Турция играла в ходе первой и второй чеченских войн. А перспектива постоянного потока сирийских наемников в регион вообще грозит свести на нет успехи российской военной операции в Сирии за последние пять лет. 

А перспектива постоянного потока сирийских наемников в регион вообще грозит свести на нет успехи российской военной операции в Сирии за последние пять лет.

В-четвертых, под вопрос поставлено будущее российско-армянских отношений. Если в России бытует мнение, что российское вмешательство спасло Ереван от неминуемого сокрушительного поражения, то в самом Ереване многие говорят о «предательстве» Москвы, о том, что Россия вмещалась в конфликт слишком поздно и вообще вела себя в ходе конфликта более чем двусмысленно по отношении к своему союзнику. Да, конечно, армянский премьер-министр Никол Пашинян уже заявил о сохранении союзнических отношений с Россией. Но, как говорится, «осадок остался»; восстановление доверия не только между правительствами, но и между обществами двух стран выглядит не только очень важной, но и очень сложной задачей для России. 

Если в России бытует мнение, что российское вмешательство спасло Ереван от неминуемого сокрушительного поражения, то в самом Ереване многие говорят о «предательстве» Москвы.

В-пятых, недавняя эскалация в Нагорном Карабахе – это еще один шаг к очень неприятной ситуации, когда полностью исчезает грань между войной и миром. Юридически боевые действия Азербайджана на территории Нагорного Карабаха можно квалифицировать как «операцию по восстановлению конституционного порядка» и как противодействие вооруженному сепаратизму. Фактически же в Карабахе произошел двусторонний армяно-азербайджанский конфликт с активным участием третьей стороны (Турции). Если исходить из того, что в противостоянии участвовали наемники из Сирии (а некоторые эксперты утверждают, что на армянский стороне были задействованы бойцы т.н. ЧВК «Вагнер»), то мы получаем многоуровневый конфликт с широким набором участников самого разного типа. Если конфликты будущего станут подобием войны в Карабахе, их урегулирование потребует принципиально новых, пока не освоенных подходов и процедур.    

В-шестых, итоги эскалации вооруженного конфликта в Нагорном Карабахе фактически реабилитировали роль военной силы в разрешении региональных конфликтов на постсоветском пространстве. На протяжении более чем двух десятилетий общепринятое мнение заключалось в том, что итого пути, кроме как через политический диалог, для решения карабахской проблемы в принципе не существует. Однако многолетний политический диалог так ни к чему существенному и не привел. А вот военная сила стала в итоге решающим аргументом, сделав возвращение к политическому статус-кво более невозможным. «Карабахский урок» способен скорректировать расчеты сторон в других замороженных конфликтах на территории бывшего Советского Союза и породить стимулы для их размораживания. То обстоятельство, что карабахская ситуация уникальна, и что опыт недавней войны на Южном Кавказе не может быть механически распространен на другие конфликтные ситуации на территории бывшего СССР, едва ли остановит людей, горящих желанием начать свою собственную «маленькую победоносную войну». О возможных последствиях таких опрометчивых параллелей можно лишь гадать.  

Эскалации вооруженного конфликта в Нагорном Карабахе фактически реабилитировали роль военной силы в разрешении региональных конфликтов на постсоветском пространстве.

Таким образом, прекращение кровопролития в Нагорном Карабахе хотя и стало бесспорным достижением Москвы, почивать на лаврах миротворца было бы, как минимум, опрометчивым. Тактическая победа не отменяет необходимости сосредоточиться на стратегических вызовах; в противном случае, плоды этой победы могут быть быстро утрачены.