Национализм в Большой Европе.
Значимые для общественного мнения события в России и в Западной Европе последних лет свидетельствуют о трех тенденциях, тесно связанных с новым национализмом. Во-первых, национализм возвращается в большую политику, во-вторых, национализм реагирует на иммигрантов и их потомков, компактно и по-своему живущих внутри Европейских стран, и, наконец, национализм возрождается в комбинациях с другими политическими идеями – сочетаниях, которые раньше казались невозможными.
В современной России русский национализм входит в общественную повестку дня в сочетании с требованиями гражданских прав, свобод и справедливого правосудия. При этом новый русский “гражданский национализм” пытается пройти по исчезающе тонкой грани между защитой прав русских и атакой на права нерусских, которых в этом случае необходимо юридически четко различать. Попытка такого различения несет в себе многие и серьезные опасности для любого политического сообщества.
Наиболее яркой звездой гражданского национализма является блоггер, адвокат и политический деятель новой конструкции – Алексей Навальный. Навальный стал достаточно широко известен в качестве юриста, последовательно разоблачающего и оспаривающего в суде коррупционные практики крупнейших публичных российских компаний и органов государственной власти. Основным оружием Навальный сделал сочетание большого количества юридических претензий и хлесткой политической риторики в ЖЖ-блоге, в том числе направленной лично против Путина и Медведева. Это сочетание жесткой риторики и юридических исков выделило Навального в качестве нового политика. У традиционной морализирующей риторики оппозиции против коррумпированного и насильственного режима неожиданно появилось юридическое жало и с ним ощущение действенности критики. Общее ощущение бесплодности и истеричности оппозиции и публичной критики режима в 2000-ых лишало их доверия, несмотря на все более громкое молчаливое согласие большей части говорящей вслух элиты с тем, что существующая модель власти ущербна и аморальна. Сбор частных средств на общественный мониторинг потенциально коррупционных тендеров через систему Яндекс-деньги оказался третьей удачной политической инновацией Навального, превращающего критику в то, что воспринимается как эффективное действие и эффективное противодействие системе.
Став символом новой действенной оппозиции, которая не участвует в традиционной и уже не интересной политической игре, Навальный неожиданно для большей части публики оказался русским националистом. Более того, Навальный четко позиционирует себя в этом качестве и не стесняется националистического лейбла. Акцент на прагматический и не-идеологический характер своего национализма позволяет Навальному обсуждать эту повестку с ключевыми либеральными фигурами, в том числе с покойной Галиной Кожевниковой, которая занималась мониторингом националистического экстремизма. Поддержка его позиции известным либеральным блогером Антоном Носиком и частые приглашения на Эхо Москвы укрепляют его необычную позицию. Главная публичная националистическая претензия Навального – практическое решение проблем, порожденных Кавказской и Северокавказской миграцией в крупные города России. Требование соблюдения гражданских прав и свобод здесь соединяется с возмущением неработающей полицией, которая за взятки попустительствует мигрантам. Мигрантам, которые совершают преступления и демонстративно захватывают публичное пространство, “танцуя лезгинку на Красной площади”. Четко обозначая это свое отличие от либералов, Навальный никак публично не противопоставляет себя гораздо более радикальным националистам, с которыми поддерживает личные связи и проводит публичные обсуждения (хотя прямо и не поддерживает их радикальных требований). Гражданский националист Навальный явно сдвигает общественное мнение в сторону национализма.
Возмущение заинтересованным бездействием тогда еще милиции было общим мотивом футбольных фанатов на Манежной площади в декабря 2010 г. Независимо от степени спонтанности протеста и беспорядков, само требование справедливого суда над “кавказцами”, подозреваемыми убийцами русского фаната-националиста Егора Свиридова, вызвало сочувствие широкой части российского общества, гораздо шире традиционно узкого националистического электората. Такое же общественное сочувствие вызвала вооруженная самозащита жителей деревни Сагра против «кавказских» наркоторговцев, в частности поддержанная Навальным, и более радикальными националистами. Евгений Ройзман – еще один герой новой публичной политики, успешно борющийся с наркоторговлей и наркозависимостью в Екатеринбурге – также признается в умеренных националистических взглядах. Совсем недавно Ройзман присоединился к либеральной правой партии “Правое дело”.
Новая правая партия Михаила Прохорова, сохранив старое название “Правое дело”, во многом выглядит как политическая стратегия части истеблишмента России, желающей предложить эффективную альтернативу собирательному Навальному. Навальный призывает выйти из существующей политической системы и сломать ее и, в отличие от старой непримиримой оппозиции, говорит на языке действия и эффективности, впрочем избегая сколько-нибудь серьезного разговора о конкретных планах действия после “слома”. Прохоров провозглашает курс на последовательную эволюцию и реформирование внутри системы и ставит задачу стать новой партией власти через легальные выборы, а не с помощью партизанского маркетинга Навального. Общим у обоих новых движений стала борьба с коррупцией, запрос на которую копится почти двадцать лет, и неожиданно – гражданский национализм. После обмена жесткими репликами и внутрипартийной полемики с одним из ведущих членов партии, Борисом Надеждиным, Прохоров прямо поддержал лозунг “Я за русских”. И сразу четко сформулировал границу своего национализма – речь не идет о сегрегации граждан и даже не о постановке самого вопроса о русских и нерусских, но строго о соблюдении закона всеми гражданами. Проблема интеграции мигрантов в городской образ жизни ставится в плоскости соблюдения закона и имплицитно в плоскости соблюдения сложившихся обычаев – всеми жителями страны.
Мне кажется ошибочным подозрение в том, что гражданские требования становятся только ширмой русского национализм или наоборот, сведение национализма к чисто гражданским требованиям. Работает именно связка двух тем. Явно несправедливый российский суд 2010-ых сам по себе не вызывает явного общественного возмущения – массовый политический запрос на честный суд возникает как реакция этнической солидарности. Но радикальные националистические требования ограничить в правах нерусских граждан России также не выглядят легитимными. Именно сочетание базовых гражданских требований на справедливый суд и бытового напряжения в отношении новой миграции из Северного Кавказа и Средней Азии в российские города создает новый политический язык, который встречает политический отклик в обществе. По мере легитимации самой темы граница приемлемого национализма будет смещаться. В будущем гражданский национализм может перерасти в более радикальные требования “справедливого распределения” собственности, бизнеса или государственных должностей между русскими и нерусскими гражданами России. В этом смысле, национализм вместе с политической мобилизацией всегда несет в себе опасность для политического сообщества, которое может начать уничтожать своих собственных граждан (нацизм или этнические чистки в Европе, Азии и Африке) или делить граждан по правовым категориям и создавать квоты (от аппартеида в Южной Африке до позитивной дискриминации в СССР, США или Малайзии). Большинство людей, идентифицирующих себя как русские, знают о своих украинских, татарских, польских и других корнях, что делает практическую постановку вопроса о критериях русскости и чистоте крови потенциально саморазрушительной для национализма. Это создает определенную страховку от национального экстремизма, как представляется более сильную, чем многонациональность и этнотерриториальное деление части России.
В последние два года, политики внутри и вне сложившейся российской элиты, которые ищут более живую политическую связь с обществом, нащупали работающую комбинацию – гражданский национализм. Это взрывоопасный, но реальный шанс к более активному и политически ответственному русскому обществу. Спор о приемлемых правилах общежития может перейти в классификацию разных правовых категорий граждан по этническому признаку, квотам, депортациям и намеренному уничтожению людей. Это правовое неравенство и насилие есть зло, которое быстро оборачивается против всего сообщества. Однако, историческая неустойчивость радикальных националистических режимов не всегда оказывается достаточным предостережением для тех, кто уверен, что “this time is different”. Просыпающееся гражданское общество должно хорошо и без двусмысленности знать, что речь идет об обращении с воспламеняющимся политическим веществом и следовать здравому смыслу.
Мигранты и иностранные диаспоры в Западной Европе также стали катализаторами изменения идеологий и влияния традиционных партий. Табу на обсуждение иммиграции и диаспор было фактически снято за последние пять лет в большинстве Западноевропейских стран. Как и в России, национализм появляется как реакция на массовую иммиграцию и одновременно катализатором других политических требований. Но в Западной Европе речь не идет о новом гражданском национализме. Об этом в следующем посте.
Этот блог отражает личные взгляды автора, которые могут не совпадать с позицией журнала Global Brief или Glendon School of Public and International Affairs.